Вишь ты, я добр, я добр, Мария… «Да ты, свинья, объяснился бы скорее, а намеков я не люблю», - думал про себя Вельчанинов. Кроме того, его мутило после вчерашнего пломбира, и ночь опять была бессонной. Бьется, бедная, бьется, до того, говорит, добилась, что взять младенца на руки да в омут головой и с ребенком-те. Я, говорит, мамонька. Пришел к тебе, - послушай ты меня, что я скажу: не избыть тебе грешной тоски, не укоротить сердца, не дашь ты и мне спокою-радости, поколь на сердце кого-нибудь не положишь… Не дозволяю тебе, говорит, этак-то изводиться. «Изведешься ты у меня, Дарья, - говорит, бывало, Степан-то Федорыч. Дунуло на меня, повеяло чем-то, стала я ни жива ни мертва. Тут подошел к моему приятелю человек небольшого роста, в сюртуке нараспашку, в легком суконном каскете и с толстой палкою в руке. Космополит, сиречь человек гуманный, не хочет знать никакой исключительной любви; он любит всех одинаким образом и заботится не о частном благе одного поколения или одного народа, но о всемирном, общем благе всего рода человеческого; для него мало быть хорошим отцом семейства, полезным членом общества, верным сыном своей родины, - он выше всего этого: он гражданин вселенной. Всё от этого (он указал на бутылку), да от чувства-с.
А было ли в самом деле что-нибудь тогда ночью, когда он вставал с постели и стоял среди комнаты? » Поймет ванька, что подсмеиваются над ним, ругнет зубоскала прямиковым словом; а между тем время-то ушло, глядишь, среди баляс и седока упустил. Ежели, говорит, судил ей бог судьбу, то не иначе, что у них судьба эта находится… Это, мальчика, говорю, бог тебе послал, Степан Федорыч… «Вот что, говорит: Степан у нас Федоров с Дарьей Ивановной больно об сыне тоскуют. Ну, вот уехал мой Степан Федоров в лес, одна я ноченьку ночевала, одна-одинешенька с теской со своей… Ну, женщина наша и говорит ей: «Кланяйся, девка, в ноги! Ну, а если бы! Ну, и поверит наша сестра другому подлецу. Ну, слава Богу, теперь наконец все в порядке! Кто тут хоронится? Выходите, коли добрые люди! Я к окну - гляжу: у стенки кто-то жмется, хоронится. Только слышу - мимо избы прошел кто-то. Да вдруг кто-то в оконце стукнул раз и другой. » Да что ты поделаешь, - нет сердцу укороту нисколько. Да как же, дядя Игнат, не полакомить ребенка. Пусть и отец, и дядя это узнают, и они меня пожалеют и отпишут свое наследство, находящееся в России, детям моей сестры, русским и православным, а не моим детям-немцам, Роберту и Бертраму.
Рассказала я ему: «Вот с кем я баяла, Стенав Федорыч». Услышал тут он у меня. Теперь он считает их уже тысячами и славится как знаменитый земледелец. По уличному прозвищу в Москве он слыл за «Кардинала». По первоначалу-то будто противно подумать, ровно чужому Мишанькино добро отдавать. По разрушении Римския империи монахи в Европе были хранители учености и науки. По сделанной работе, претензий нет. Потому что - первое дело: ейное несмотрение, второе дело: иная девка от невзгодья от одного, дома-то свету-радости не видя, на грех пойдет. По-настоящему-то рассудить, так, может, и тот девкин грех мачехе замаливать надо. Вы русскую историю читали, так, вероятно, помните, что в Куликовскую битву, которую простой народ называет Мамаевым побоищем, сражались с татарами и положили свои головы за святую Русь два чернеца из обители святого Сергия. Ты, ты и была, глупая. Хворая была, да скверная, да вся в струпьях, да все криком кричит, бывало, от зари до зари.
Она, по-видимому, вполне ладит с мужем, но в то же время направо и налево кокетничает с молодыми людьми - приятелями и клиентами мужа, а с некоторыми из них доводит интимность чуть не до открытого грехопадения, веселится, пляшет в клубах, выезжает в театры, словом, начинает пользоваться жизнью без стеснений… Граф с Парашей перестал вовсе посещать место дорогих, но щекотливых воспоминаний, мало-помалу все вещи из Кускова были вывезены; перевели также и театральную труппу, и в Останкине повторились те же представления: оркестры музыки, хоры, катанья по прудам с песнями, фейерверки и проч. Я знаю, что на этот счет говорят, но ведь это предрассудок. Ему-то, вишь, лестно, что помощник будет, а мне как вспомнится Миша, так все парни опротивеют. А день придет, я опять: «Подождем еще, что будет, что господь даст». Сказывал мне после старичок один - умный старик: «Это, говорит, ты так понимай, что господь батюшка в болезнях младенца милость к тебе являл. Успокойся, - говорит, - я буду жить. Молись, говорит, богу. Видно, и впрямь грешно этак-то… Услуга муж на час - самый популярный сервис в любом городе! Прием гетману был сделан самый холодный и глубоко оскорбил его. Я обеспамятел: когда ж пришел В себя - то было первая моя Живая песня.